REVISION OF M.M. SPERANSKY AND THE FIGHT AGAINST CORRUPTION IN SIBERIA IN THE FIRST QUARTER OF THE 19th CENTURY

Full Text

Социально-экономическое развитие Сибири в начале XIX в. и рост колонизации края вызывали потребность в более гибкой организации местного администрирования. Противоречие территориального и ведомственного принципов управления и вызванная этим неразбериха настоятельно требовали создать способ объединения и унификации разрозненных местных учреждений. К реорганизации сибирской системы местного управления подталкивал также высокий уровень коррупции в регионе, ставший особенно заметным при генерал-губернаторах И.О. Селифонтове и И.Б. Пестеле. Первым генерал-губернатором Сибири в XIX в. в 1803 г. стал И.О. Селифонтов, в 90-е гг. XVIII в. исполнявший должность тобольского вице-губернатора, а в 1796 г. назначенный иркутским генерал-губернатором, но так и не сумевший вступить в должность из-за ликвидации наместничеств (Андриевич 1889: 5). Следующий генерал-губернатор Сибири И.Б. Пестель пробыл в регионе в 1807 г. 10 месяцев и больше туда не возвращался, но еще 12 лет руководил краем. Он почти все время прожил в Санкт-Петербурге, предоставив право управлять краем гражданским губернаторам, давая тем самым повод для многочисленных острот и анекдотов. Пестель настоял на назначении губернатором в Иркутск лично ему преданного Н.И. Трескина, который стал «правой рукой, главным его сотрудником, образцом для других сибирских губернаторов, их наставником» (Вагин 1872: 9). Генерал-губернатор И.О. Селифонтов прибыл в Иркутск с фавориткой мадам Бойе. Все сразу догадались, через кого можно решать самые щекотливые дела. Начальником генерал-губернаторской канцелярии стал П.В. Бакулин, который хозяйничал в регионе по собственному усмотрению. Другим ближайшим помощником Селифонтова, как отмечал декабрист В.И. Штейнгейль, стал секретарь канцелярии Ф.Ф. Белявский, который вел дела не только за Селифонтовым, но впоследствии за Трескиным, и даже Пестелем, человек «очень смышленый и большой проказник» (Штейнгейль 1992: 188-189). При генерал-губернаторе Пестеле жена Иркутского губернатора А.Ф. Трескина совершенно открыто занималась взяточничеством, ходили слухи, что через А. Третьякова она продавала назначения на должности. Агния Федоровна поддерживала также тесные связи с сохранившим свою должность при новом генерал-губернаторе Белявским (Гурьев 1901: 34). Пестель и Трескин «ужасными мерами уничтожали непокорных, все попали, если не в формальную, то политическую от них зависимость. Не исключая даже военных.…. Пестель и Трескин строго держались правила: кто не с нами - тот против нас, а кто против нас того нужно душить. И душили, как говорится, в гроб….Причем они по совести думали, что душат негодяев и злодеев для блага целого края» (Прутченко 1899: 105). В начале XIX в. верховная власть пришла к пониманию необходимости создания для края особой модели сибирского администрирования. Эти идеи получили преломление в специфической организации местных сибирских органов власти. Назначенный в 1819 г. новым сибирским генерал-губернатором М.М. Сперанский имел огромный управленческий опыт и прекрасно понимал, что либеральные планы и благородные идеи в административной практике либо могут не осуществляться вовсе, либо будут осуществляться совсем не в том виде, как предполагал законодатель. Приступив к своим обязанностям, М.М. Сперанский провел ревизию в регионе. Свою ревизию Сибири М.М. Сперанский начал с более благополучной Тобольской губернии, где под суд был отдан только ялуторовский исправник. В Томской губернии из-за глупости губернатора Илличевского, жадности его жены и строптивого характера его брата, губернского почтмейстера, положение дел было гораздо хуже (Гурьев 1901: 25). «Крестьяне деревни Жуковской жаловались на то, что исправник Попов в 1818 г. приказал им соблюдать чистоту, чего раньше не требовал, затем приказал казакам нарезать телегу прутьев и собрав крестьян всего селения, заставил казаков сечь их, принудил тем самым дать ему 500 рублей, больше чистоты не спрашивал и сказал, живите как хотите» (Прутченко 1899: 110).Однако настоящим гнездом коррупции оказалась Иркутская губерния. Нижнеудинский исправник Ф.Б. Лоскутов, тот самый, по приказу которого был высечен протоирей Орлов (Сукачев 1891: 25), перед приездом Сперанского отобрал в своем уезде все чернила и бумагу. Страх перед Лоскутовым был настолько велик, что присутствующие при аресте исправника крестьяне, думая что ревизоры бессильны перед ним, хватали Сперанского за руки и восклицали: «Батюшка, да ведь это Лоскутов!». В ходе выемок и обыска у Лоскутова кроме мехов и драгоценных металлов была изъята значительная сумма денежных средств - 138 тыс. руб. (Гурьев 1901: 26). Однако даже такие репрессивные меры оказались недостаточными. Красноярские крестьяне сообщили М.М. Сперанскому, что к приезду ревизоров была приготовлена жалоба на местного земского исправника, но потом крестьяне решили, что новый исправник может быть еще хуже, так как негде взять достойного кандидата, к тому же от нового исправника достанется за жалобу; и наконец, старый исправник уже сытый, а новый будет еще голодным. Жалоб на коррупцию было огромное количество, тогдашнее антикоррупционое законодательство было очень жестоким, поэтому Сперанский решил даже исключить термин «взятка» из материалов своей ревизии. Однако были и такие учреждения, работой которых Сперанский остался доволен, с похвалой и одобрением он отзывался о деятельности Тобольского губернского правления и в особенности советника Розинга (Памятная книжка Тобольской губернии на 1884 ..: 104). По итогам ревизии были отданы под суд 48 высокопоставленных чиновников, в том числе два гражданских губернатора, еще значительное количество чиновников, по мнению Сперанского, были достойны тюрьмы, но их не привлекли к юридической ответственности. Сумма взысканий достигала фантастических размеров - 3 млн руб. Было возбуждено 73 уголовных дела. Число обвиняемых достигло 680 человек, из них чиновников - 174 (свыше 50% всех сибирских чиновников МВД), тайшей, шуленг, зайсанов и лам - 236, купцов, разночинцев, мещан, волостных голов и старшин, казачьих урядников и казаков - 250. При этом нужно принять во внимание, что лишь упрощенные приемы следствия и недостаток у ревизоров времени и сил свели количество подследственных до 680 (Вагин 1872: 643). Иркутский губернатор, действительный статский советник Трескин по решению Сибирского комитета в 1821 г. был предан суду Правительствующего Сената, лишен дворянства, чинов, знаков отличия, а тобольский гражданский губернатор Фанбрин, действовавший в Тобольске таким же образом, как Трескин в Иркутске, выполнявший противозаконные поручения Пестеля, по окончании ревизии не только избежал наказания, но и был возведен в достоинство сенатора. В конце карьеры сибирский генерал-губернатор Пестель был также привлечен к уголовной ответственности, против него было возбуждено следствие, но до суда дело не было доведено (Записки А.М. Тургенева 1895: 43). По мнению М.М. Сперанского, «существующие органы управления краем способствовали злоупотреблениям не только пассивно, но и активно». Главную причину злоупотреблений Сперанский видел в отсутствии начал законности при осуществлении управления: «где не достает законов, там всем управляет личная власть. Отсюда в Сибири укоренилась привычка ничего не ожидать от закона, а надеяться на чиновника, и следовательно в каждом деле прибегать к деньгам» (Прутченко 1899: 103). Основные задачи реформы 1822 г. заключались в систематизации сибирского законодательства путем его кодификации, а также в правовой реорганизации местного управления. В результате законотворческой деятельности М.М. Сперанским были подготовлены 10 проектов нормативно-правовых актов по ключевым вопросам управления и правового регулирования жизнедеятельности региона. Однако реформы Сперанского создали в Сибири еще более бюрократическое, сверхцентрализованное администрирование. Бюрократизации края была значительно больше, чем в центральной части империи, поскольку на сибирской окраине не было сословного дворянского самоуправления. Отличительной чертой сибирской полицейской бюрократии была также ее почти полная оторванность от местного общества. Отсутствие в крае самоуправления, недостаточный контроль за правоохранительными органами со стороны населения, почти полное отсутствие демократических свобод создавали основу для развития коррупции, порождали должностные злоупотребления и приводили даже к сращиванию криминала с административно-полицейской системой. Полицейские, которые были известны превышением или неисполнением должностных полномочий, мздоимством, были защищены от судебных преследований вышестоящими полицейскими руководителями (Коновалов 2014: 149). Наказания были крайне редки и касались главным образом исполнителей, обходя руководящий состав (Гессен 1904: 35). Огромная территория, неразвитость коммуникаций, слабая интенсивность социально-экономических и политических связей порождали бесконтрольную автономность в действиях местных чиновников, недостаточно обеспеченных соответствующей правовой базой. В Сибири, из-за ее размеров и отдаленности, произвол местных административно-полицейских властей мало чем мог быть ограничен. Ситуация усугублялась несоответствием высокого статуса в местном обществе, который сообщался занимаемой должностью на государственной службе, и относительно невысокими зарплатами сибирских чиновников. Квартальный надзиратель получал постоянный оклад, в среднем 143 руб. в год, частный пристав - 228 руб., городничий - 429 руб., полицмейстер - 572 руб. (ГИАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 2327. Л. 31-35). Между тем стоимость жизни возрастала, что выражалось в относительном падении курса рубля и росте цен на предметы первой необходимости. Пшеничная мука в Омске, например, с 1823 г. за двенадцать лет подорожала на 45 коп., масло - на 3 руб., мясо - на 80 коп., пара сапог - на 1 руб. (ГИАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1630. Л. 142; Ф. 9. Оп. 1. Д. 106. Л. 8). Это довольно сильно било по интересам полицейских, живущих на постоянном жалованьи, т. к. оклады большинства должностей, установленные еще в XVIII в., были неизменными почти на протяжении всего столетия. Главным источником средств к существованию для основной массы государственных служащих было получаемое за службу денежное довольствие, которое делало их зависимыми от государства, способствовало лояльному отношению к существующему политическому режиму и формированию верноподданнической психологии. Воля непосредственного начальства, служебное усердие, личная предприимчивость были существенными факторами их жизни. В рассматриваемое время рядовые сотрудники полиции не могли похвалиться высокими доходами и достойным материальным положением. По данным А.В. Ремнева, в 20-х гг. XIX в. земельные собственники составляли примерно 1% сибирских чиновников, имели собственные жилые дома около 6,5%. Необходимые месячные расходы неженатого служащего составляли около 48 руб. при зарплате от 15 до 20 руб. в месяц (Ремнев, 1995: 199). Это создавало дополнительные стимулы для существования коррупционной системы. Для подтверждения своего высокого положения в обществе сибирские чиновники искали дополнительные источники доходов, занимаясь предпринимательством, казнокрадством и взяточничеством. Коронная власть, не имея возможности создать достойный прожиточный уровень местным государственным служащим, смотрела сквозь пальцы на коррупцию, которая процветала в сибирском регионе и преследовала лишь ее вопиющие и единичные случаи.

About the authors

I. A. Konovalov

Dostoevsky Omsk State University

Candidate of Historical Sciences, Associate Professor at the Department of Theory and History of State and Law

References

Supplementary files