Том 104, № 2 (2025)

Рассмотрена продолжительность линьки и ее отдельных этапов у молодых юрков, связь этих процессов с фотопериодом. Также проанализированы сроки и продолжительность сезонов линьки в разных точках ареала, выяснены факторы, определяющие эти показатели. Процесс линьки разделен на 7 стадий. Признаками стадий служат начало или окончание замены оперения на определенных участках перьевого покрова. Анализ результатов эксперимента выявил влияние фотопериодических условий на индивидуальную продолжительность линьки. При фотопериодах, соответствующих ранним срокам линьки, средняя ее продолжительность составила 62.0 сут, при условиях поздних сроков линьки – 52.3 сут. Показано, что продолжительность линьки уменьшается в результате уменьшения длительности ее начальных стадий. Данные повторных отловов в природе косвенно подтвердили результаты эксперимента. Обнаружена отрицательная связь между датой первой поимки и длительностью интервала между стадиями линьки 2 и 3, 3 и 4 у юрков, обследованных неоднократно. Сравнение продолжительности и сроков сезонов постювенальной линьки юрка в четырех точках ареала показало их большую географическую изменчивость. Продолжительность суммарного сезона увеличивается в ряду Нижнее Приобье (66°40ʹ с. ш., 66°40ʹ в.д.) – Прибеломорье (67°06ʹ с. ш., 32°41ʹв.д.) – Среднее Приобье (59°58ʹ с. ш., 74°22ʹ в. д.) – Приладожье (60°41ʹ с. ш., 32°57ʹ в.д.) и составляет соответственно 39, 64, 92, 116 дней. Почти в том же порядке сроки этих сезонов достоверно сдвигаются от ранних к поздним. Медианными датами отлова линяющих птиц являются 24.08 в Нижнем Приобье, 28.08 в Прибеломорье, 1.09 в Приладожье и 10.09 в Среднем Приобье. При раннем начале сезона линьки в Приладожье (2.07) его окончание оказалось самым поздним (25.10), а продолжительность – в два раза больше продолжительности индивидуальной линьки. В Нижнем Приобье суммарный сезон линьки начался поздно (1.08), но закончился раньше, чем в остальных точках исследования (8.09), а его продолжительность была почти вдвое меньше индивидуальной длительности линьки. Анализ численности птиц с разными стадиями линьки и сопоставление сроков регистрации последовательных стадий в каждом месте исследований с длительностью межстадийных интервалов у линяющих особей позволили нам прийти к следующему выводу. В сезон постювенальной линьки в Нижнем Приобье обитают в основном местные юрки, у которых отмечаются начальные стадии смены оперения и которые улетают из этого субарктического района до начала интенсивной линьки. В исследованном районе Прибеломорья в сезон линьки преобладают птицы, появившиеся в результате послегнездовой (ювенальной) миграции. Здесь у них наблюдаются срединные стадии линьки. В Приладожье и Среднем Приобье регистрируются как местные птицы, так и юрки с удаленных территорий. Среди последних есть птицы, обитающие здесь во время срединных стадий, но преобладают особи, оперение которых находится на последних стадиях линьки и которые следуют транзитом во время осеннего пролета. Это и определяет большую продолжительность и более поздние сроки окончания сезонов линьки в Приладожье и Среднем Приобье.

Под проявлением бдительности животного мы понимаем способность поддерживать достаточный уровень внимания, настороженности для своевременного обнаружения и избегания опасности (хищника или охотника). Оборонительное поведение кабанов изучали спустя 50–80 лет после создания Сихотэ-Алинского заповедника, т. е. после прекращения промысла. На поведение кабана наиболее существенно влияют тигр (Panthera tigris) и бурый медведь (Ursus arctos). На основе 298 встреч определены: а) реакции кабанов на стимулы, сопутствующие опасности, б) параметры настороженности (3.2 часа измерения продолжительности, а также частот наблюдаемых поз и движений). Особенности реагирования на разные сигналы определяли также по следам троплением. Применены непараметрические и после нормализации – параметрические критерии. Бдительность по отношению к человеку поддерживается в связи с генерализированной реакцией на реальную опасность (крупных хищников) и не изолированностью населения кабана заповедника от окружающих территорий. Более чем в 70% встреч кабаны обнаруживали опасность по звукам, сопутствующим движению (с расстояния почти 0.6–0.8 км). Визуальное сканирование движения и опознавание по запаху имеют значение в обнаружении хищника с близкого расстояния (при способе охоты тигра со скрадыванием и последующим нападением). Реакция на запах следа человека и тигра усиливалась в периоды частых посещений хищником места обитания кабанов и их беспокойства, а также после его долгого отсутствия, зависела от места встречи. Бдительность снижалась в периоды голода. У кабанов выявлена способность к быстрой экстраполяции направления движения опасного субъекта. Сторожа – свиньи и самцы старше 2 лет – в семейных группах замечены в 35.7% встреч, в 16% встреч явный сторож отсутствовал, в 48.3% ситуация не определена (для малых групп в 89.9% встреч). Кабаны-сторожа в спокойной ситуации затрачивали на настороженность в среднем 8–9% времени на лежках и 11–12% при пастьбе. Показатели бдительности возрастали в 1.6–41.3 раза у разных особей и в разное время у одних и тех же кабанов при риске встречи с хищником, при посторонних звуках. Небольшая доля продолжительности настороженности (≈ 2%) в бюджете времени других особей при попеременной настороженности этих особей дополняет общую бдительность группы. Определены индивидуальные различия бдительности, а также различия в разное время у одних и тех же кабанов. Небольшие средние показатели времени настороженности, вероятно, согласованы с тактикой охоты тигра, чередующего преследования кабанов с долгими перерывами и с охотой на других участках, а также со способностью кабана реагировать на неожиданное нападение хищника.

Описаны места обитания и генетическая структура аборигенной популяции обыкновенного хомяка – вида, внесенного в 3-е издание Красной книги города Москвы со статусом 3 (уязвимый на территории города). Сведения о присутствии обыкновенного хомяка в Москве датируются концом XIX века. Отмечено, что за последние 50 лет московская популяция сократила численность и сохранилась только по руслу р. Язвенка и берегам Борисовских прудов. Эти территории разделены расстоянием около 6 км. Обнаруженные генетические различия между этими субпопуляциями по микросателлитным локусам составляют 14.6%. Разнообразие московских субпопуляций снижено как по микросателлитным маркерам, так и по митохондриальной ДНК (в городе присутствуют всего два гаплотипа мтДНК (по участку гена цитохрома b + контрольного региона)). При анализе 10 микросателлитных локусов в московcкой популяции обнаружено 23 аллеля. Это в 2–3 раза меньше, чем в популяциях обыкновенного хомяка в Астане, Симферополе и Кисловодске. Гаплотипы московской популяции вместе с гаплотипами хомяков из Тульской и Владимирской областей образуют хорошо поддерживаемую кладу на филогенетическом дереве. Генетический анализ московских субпопуляций обыкновенного хомяка подтверждает обоснованность внесения этого вида в Красную книгу города Москвы.

Сопоставлены морфологические характеристики зубов и нижних челюстей Lemmus cf. sibiricus скородумского фаунистического комплекса эоплейстоцена Западной Сибири с аналогичными характеристиками современных и ископаемых Lemmini Европы и Азии (по коллекционным и литературным данным) с целью оценки возможности уточнения таксономической принадлежности и определения места рассматриваемой формы в эволюционной истории палеарктических Lemmini. Использованы сравнительно-морфологические подходы, основанные на качественных признаках и линейных промерах щечных зубов и традиционно используемые для таксономической диагностики представителей трибы. Показано, что по сочетанию апоморфных и плезиоморфных признаков лемминги из скородумского фаунистического комплекса эоплейстоцена Западной Сибири занимают промежуточное положение между более древними L. kowalskii и современным видом Lemmus sibiricus. По такому промежуточному положению между предковой широко распространенной формой и современными региональными таксонами рода Lemmus западносибирские эоплейстоценовые лемминги соответствуют восточносибирскому L. sheri Abramson, 1992. Отличия эоплейстоценовых форм от L. kowalskii прослеживаются отчетливо и отражают эволюционные изменения щечных зубов, связанные с переходом эоплейстоценовых форм на более высокий уровень специализации к бриофагии. В то же время морфологическое сходство западно- и восточносибирских эоплейстоценовых леммингов друг с другом не выше, чем сходство каждой из региональных форм с современными Lemmus, обитающими в том же регионе. Поэтому можно предполагать, что в пределах евразийского ареала эоплейстоценовых Lemmus могла наблюдаться географическая дифференциация, сопоставимая по уровню межрегиональных различий с дифференциацией в пределах области распространения современного рода Lemmus. Сочетание сходства по одним признакам и различий по другим, наиболее вероятно, отражает мозаичные морфологические изменения в масштабах обширного эоплейстоценового ареала одной и той же формы, возможно, политипического таксона, которого по праву приоритета следует обозначать как Lemmus sheri Abramson, 1992. Учитывая наличие региональных особенностей, целесообразно обозначать эоплейстоценовых леммингов олерской свиты Восточной Сибири как L. sheri sensu stricto, a леммингов из скородумского фаунистического комплекса Западной Сибири – относить к политипическому таксону L. sheri sensu lato.